Церковь в честь святого Иосифа, стоящая на нынешней улице Кирилла и Мефодия, является одним из самых древних зданий Минска. Правда, по прямому назначению оно не используется уже с 1862 года, а с 1872-го здесь располагаются разного рода архивы. В 1991 году именно сюда переехал Белорусский государственный архив-музей литературы и искусства. Совсем недавно заведение отметило свое 55-летие. По этому поводу корреспонденты «Звязды» встретились с директором архива-музея Анной Запартыко и узнали, где сегодня хранится галстук Максима Горецкого и книги Владимира Короткевича.
Изображение сервиса «Яндекс. Карты»
...С трудом поднимаемся по лестнице на последний, пятый, этаж бывшего костела. В коридорах и на лестничных пролетах невольно останавливаемся около небольшой экспозиции — на стендах размещены копии документов, касающихся жизни белорусских классиков литературы, изобразительного искусства, музыки, актеров кино и театра. Некоторые из снимков хорошо знакомы по школьным учебникам. Из окна открывается прекрасный вид на исторический центр города — бывший Верхний рынок. Повсюду чувствуется дыхание времени, даже огромное окно, хоть и сделанное уже в XX веке, выглядит настолько необычно, что и не верится в его «неоригинальность».
Бумажные свидетельства эпохи
— Специфика нашего архива в том, что он комплектуется в первую очередь документами личного происхождения, таких у нас 87 процентов, — замечает Анна Запартыко. — В основном речь идет о рукописях, личной переписке, дневниках, фотографиях — все, что создается на бумаге. Немало у нас и архивных фондов белорусских журналов и газет. Мы занимаемся комплектованием таких документов, их систематизацией, размещением и, конечно, дальнейшим использованием.
По словам директора, архив-музей постоянно пополняется новыми фондами, сейчас их здесь более 500, а это свыше 100 тысяч единиц хранения, в первую очередь личных документов, например, писем, дневников. Но немало и бумаг официального рода — организационных, делопроизводства. Например, в фондах киностудии «Беларусьфильм» это могут быть сценарии, записи музыкального сопровождения...
— Стоимость фондов личного происхождения иногда просто невероятная, — считает Анна Запартыко. — Если это фонд какого-то писателя, то в личных документах могут подниматься те проблемы, о которых почти ничего не было сказано в творчестве. В частности, затрагиваются политические, экономические вопросы. Эпоха всегда сказывается на частной переписке, личных записках. И, когда изучаешь эти источники, можешь отыскать много уникальной и необычной информации о, казалось бы, личности всем хорошо известной. Михась Лыньков, например, потерял во время войны свою семью, много переписывался, ища родных. И в этих письмах он рассказывал о многих событиях своей жизни, которые больше нигде не упоминаются. Многие случаи весьма красноречиво характеризуют не столько его самого, сколько время, в котором творец жил.
Между архивом и музеем
Кто же прежде всего пользуется такой информацией? Конечно, в первую очередь — ученые. По словам Анны Запартыко, это исследователи-филологи: студенты, аспиранты, доктора наук. Кроме того, в читальном зале архива-музея создавались многочисленные собрания сочинений белорусских классиков: Янки Купалы, Якуба Коласа, Ивана Науменко, Ивана Шамякина, Владимира Короткевича. Но прийти в архив и из любопытства полистать письма и дневники знаменитых белорусов не получится — для того, чтобы попасть в читальный зал, нужно написать заявление, в котором будет определена задача прихода в архив.
О неограниченном использовании архивных фондов речь также не идет. Белорусское законодательство охраняет тайну личной переписки, а потому большинство документов не может быть опубликовано до конца срока в 75 лет со времени создания. Для такой публикации нужно специальное разрешение собственника — родных автора или самого архива. Тем не менее, с большинством архивных документов можно работать без всяких ограничений.
Интересным может быть и вопрос необычного статуса учреждения — архива-музея.
— То, что мы не только архив, а еще и музей, объясняется просто. У нас очень большое количество документов, которые могут быть использованы в музейных экспозициях, — объясняет Анна Запартыко. — Если, условно говоря, будет решено создать музей Максим Танка, документы из наших фондов смогут стать для него основой. Очень часто мы помогаем формировать экспозиции временным и передвижным выставкам. Кроме того, у нас хранятся не только бумаги, но и личные вещи некоторых деятелей литературы и искусства: типографские машинки, ручки, награды, книги. Разумеется, их не так много, потому что мы не можем все принять, но они есть. Например, личные вещи Максима Горецкого, Адама Бабареко, Констанции Буйло, семьи Максима Богдановича и многих других. Понятно, что они не менее ценны для общества, так как всегда интересно увидеть галстук Горецкого, шахматы, в которые играл Бабареко, книги, которые читал Короткевич...
Долгая дорога домой
История отдельных документов архива не может не впечатлять. Например, оригинальная рукопись последней прижизненной поэмы Владимира Жилки «Завещание» была спасена Евхимом Кипелем, вместе с которым поэт был сослан в Вятскую область по известной делу «Союза освобождения Беларуси». Рукопись была сначала перевезена в Минск, а в 1944 году оказалась на Западе, где и хранилась белорусскими эмигрантами. Только в прошлом году автограф поэмы вернулся в Беларусь.
— Наверное, самый востребованный, самый уникальный и самый дорогой — это фонд № 3 виленского Белорусского историко-этнографического музея Ивана Луцкевича, который расформировали в послевоенное время, — рассказывает Анна Запартыко. — В нем содержатся ценные документы по истории белорусского книгопечатания начала первой четверти прошлого века, документы легендарной группы «Заглянет солнце и в наше оконце», многих издательских обществ. Там же хранятся бумаги белорусских партий и движений, общественных организаций, университетов того же периода, архив газеты «Наша нива». Конечно, есть и личные документы, например, Тетки, братьев Луцкевичей, Бронислава Тарашкевича, Клавдия Дуж-Душевского. Еще один сбор, который я отметила бы, — фонд белорусского историка, археолога и языковеда Ивана Григоровича. История этого архива также необычная: вместе со своим хозяином все документы в 1820-е годы переехали в Россию, потом неизвестными нам путями оказались в Красноярске, в коллекции Юдина. И только в 1950-е часть архива вернулась в Беларусь.
Ценные документы, принадлежавшие общественно-политическому деятелю Антону Неканда-Трепко, который приходился племянником поэту Янке Лучине, вернулись на родину от его польских родственников. Из фонда белорусского литературоведа Лукаша Бенде сюда попали некоторые документы Бронислава Эпимаха-Шипило, в частности его знаменитая рукописная белорусская хрестоматия, благодаря которой сохранились многие памятники белорусской литературы XIX века. Архивы литературного объединения «Молодняк», документы «узвышенцев» — этот список можно продолжать, кажется, бесконечно... Интересные детали появляются там, где их совсем не ждешь.
Литературный «фотошоп»
Знаменитая групповая фотография друзей литературного объединения «Узвышша». На одной карточке, сделанной в 1929 г. в Минске, легендарные личности: Антон Адамович, Адам Бабареко, Змитрок Бядуля, Петро Глебка, Владимир Дубовка, Владимир Жилка, Кондрат Крапива, Кузьма Чорный, Максим Лужанин...
— Этот снимок попал к нам лет 15 назад через семью Адама Бабареко, — вспоминает Анна Вячеславовна. — В нашем архиве тогда проходили чтения поэтов-узвышенцев, и я подготовила статью для газеты «Литература и искусство». Добавила этот снимок, даже подписала: «Печатается впервые». Но все-таки не лишилась ощущения того, что фото я где-то видела. С этой мыслью приехала домой, и в домашней библиотеке глаз остановился на собрании сочинений Кондрата Крапивы. Представьте: я листала его еще в студенческие времена, но в подсознании как-то отложилось... Снимок нашелся, но... без одной личности: цензоры банально затерли на фотографии Антона Адамовича, который во время войны эмигрировал на Запад и активно критиковал большевиков.
Самый старый документ во всем архиве — рукописный католический молитвенник второй половины XVII столетия. Из тех же, что имеют отношение к истории литературы, наибольшим возрастом может похвастаться записная книжка семьи Каруся Каганца, относящаяся к 1813 году. Ее приобрел дед поэта, в блокноте можно найти хозяйственные записи семьи. Но, наверное, самое ценное пряталось под обложкой — там было найдено около десяти прощальных автографов повстанцев 1863-1864 годов.
Еще одна необычная деталь — отец Каруся Каганца вместе с другими инсургентами отбывал наказание... в этом же здании. Дело в том, что в монастыре бернардинцев, примыкающем к костелу, в 1860-е располагалась пересыльная тюрьма. Саму записную книжку в начале 1990-х в архив передала дочь поэта.
Рукописи не горят?
...Опять нас ведет лестница, на этот раз вниз — в сердце архива. Анна Вячеславовна показывает, как хранится все это огромное наследие — ряды стеллажей тянутся, кажется, в бесконечность, на ящиках и папках — одним только архивистам понятные цифры и шифры. Главный рабочий инструмент здесь — термометр, на котором 17 градусов. Влажность — 55 процентов. В таких условиях бумага почти не портится. Но время все равно может взять свое?
— Мы постепенно проводим оцифровку фондов, — рассказывает Анна Запартыко. — Начинаем с самых ценных, уникальных документов, а также с тех, которые берут в пользование чаще. Поэтому многие сейчас работают уже с копиями бумаг. Всего выделено 18 тысяч самых важных единиц, которые нужно отсканировать прежде всего. Думаю, около десятой части из них уже прошли процедуру.
Несколько лет назад прозвучала идея возвращения костела-архива верующим. Но нового здания для архива-музея пока нет и не планируется, поэтому все остается на своих местах. Может, оно и к лучшему, чтобы одна из главных сокровищниц белорусской литературы и искусства оставалась там, где есть, — под опекой небесных покровителей?
Ярослав Лысковец, 21 июля 2015 года. Источник: газета «Звязда», в переводе: http://zviazda.by/2015/07/92570.html