О детях директор Национального центра усыновления Наталья Станиславовна Поспелова может говорить, кажется, бесконечно. И неудивительно, ведь, как сама призналась, беременной чувствует себя постоянно.
Об ошибках, сигаретах и эмоциональных порывах
Уже 23 года я работаю на ниве защиты детства. Если бы вы знали, сколько я ошибок совершила, пока не поняла, в чем дело. Я действительно верила, что если забрать ребенка из неблагополучной семьи и отдать его в хорошие руки — значит, сделать полезное дело. Мне есть за что просить у людей прощения. Хоть уже взрослые дети, которые были устроены в семьи моими руками, мне в основном благодарны. Но я собой не совсем довольна.
Возможно, буду выглядеть как тетка, которая активно пилит сук, на котором сидит. Но с каждым годом укрепляюсь во мнении, что ребенку усыновление не нужно, ему нужна родная семья. Усыновление возможно только тогда, когда действительно безвыходное положение.
Никогда не забуду тот день, когда испугалась за жизнь во всем мире. Маленький мальчик поднял маечку — а там на животике... следы от сигарет, которые тушили пьяная мама с сожителем. Первое желание, когда я это увидела, было схватить его, спрятать, никому не отдавать.
В молодости меня очень часто посещала мысль, чтобы самой усыновить ребенка. Но, должна признаться, все-таки в виде эмоциональных порывов. Понимаю, что моя задача по жизни — быть инструментом для решения чужих проблем. Это у меня получается. Ну сколько я усыновила бы детей? Ну, от силы двоих. Троих? Вряд ли — мы с сыном живем в однокомнатной квартире. Мне бы органы опеки не дали разрешения. Сейчас я об этом не думаю, потому что уже просто не успею воспитать ребенка — возраст.
Среди сотрудников центра есть те, кто с успехом совмещают и работу, и биологическое отцовство, и усыновительское. Я восхищаюсь такими людьми.
Усыновление — это немножко другой путь отцовства. Выносить ребенка можно разными органами: можно животом, а можно сердцем, головой. Я, наверное, та тетенька, которая постоянно беременна и вынашивает детей, но только в голове (смеется). Усыновление — это духовная практика и очень непростое дело. Непростое потому, что это дело длиною в жизнь, а также потому, что в основе усыновления лежит принятие чужого человека (ребенка) как своего родного. Усыновления без любви не бывает.
О случайных детях, волосах и подозрительности
Многие думают, что самое главное для усыновления — пройти медосмотр, иметь жилье, стабильную работу. Но это не так. Усыновление — это ежедневная работа над собой. И если ты ленив душой, то ничего не получится. К сожалению, и ленивые люди, случается, усыновляют. А потом страдают: «Почему ребенок так и не полюбил меня? Ведь я ему ни в чем не отказываю, кормлю, одеваю». И здесь ответ один: «Вы просто не напрягли свою душу, чтобы найти путь к сердцу ребенка».
Меня очень пугают случайные дети. Его никто не ждал, а он случился. Ему никто не рад, от него все отказываются. Людям надо готовиться к сознательному родительству. Часто вижу маму с наушниками, которой ребенок пытается что-то рассказать. Рассказал раз, два — не почувствовал отклика. И ребенок — не глупый, он перестал играть в эти ворота. Спустя 10 лет та мама бежит к участковому, психологу. Как же так, у него есть все, но он меня совсем не слушает. Дорогая, когда он хотел с тобой поговорить, ты ходила с заткнутыми ушами... В семье произошел раскол. И эти расколотые семьи — просто беда на сегодняшний день.
Обратите внимание: у детей, которых в семье не любят, тусклые и ломкие волосы. Они, как иглы у ежиков, торчат в разные стороны, потому что не чувствуют той энергии любви, которая им очень нужна. Их редко гладили по голове, вот волосы и стали жесткими, а не блестящими и гладкими.
Вынуждена признать, что наше общество пока еще с настороженностью относится к усыновлению. Мы не любим тех, кто отличается от нас. Я это замечаю, несмотря на то, что я обычная женщина, у меня обыкновенное родительство — такое, как у подавляющего большинства наших женщин. Но я работаю с необычным родительством. Я знаю, как люди страдают от того, что общество подозрительно к ним относится.
О следах, тайнах и партизанских усыновлениях
Хоть я атеистка, тем не менее мне очень нравится одно библейское высказывание: и последние станут первыми. Пусть сегодня эта семья с огромными проблемами, папа и даже мама употребляют спиртные напитки. Причем так употребляют, что иной раз забывают забрать ребенка из детского сада. Но надо дать им, на сей раз последний, шанс стать в чем-то первыми. Такие примеры, когда люди исправляются, уже есть. И это вселяет большой оптимизм. Недопустима конфронтация между родной семьей, и усыновителями, неуважительное отношение к родной семье, когда оно демонстрируется усыновителями, — это неуважение к ребенку.
Многие думают: «Мы взяли цветок из не очень хорошего горшка, пересадили — и все будет класс». Это не так. Ребенок никогда не забудет свою родную семью. У него останутся пусть не воспоминания, а какие-то ощущения о чем-то теплом и большом или о холодном и маленьком. И задача усыновителей не пытаться затереть следы, а спокойно и с уважением принять историю жизни ребенка, не пытаясь при этом доказать себе, ребенку и окружающим, что «мы хорошие, сильно тебя любим, а она (твоя мама, родная семья) — плохая, она тебя бросила». Если относиться к родным людям ребенка с презрением, считая его прежний опыт неприглядным, значит, вырастить здоровую личность не получится. Даже если нынешний воспитатель ребенка — человек высоких моральных качеств.
Я категорически против тайны усыновления, я — за открытое усыновление. Ибо знаю, как эта тайна болит всю жизнь в каждой семье, которая выбрала этот совсем тупиковый путь. Прочитала опыт одной американки — автора известных работ по усыновлению. Женщину усыновили, когда ей было 4 месяца. Она попала в очень хорошую семью и состоялась. Теперь у нее двое своих детей, прекрасный муж, интересная работа, ученая степень. Она пишет, что самую большую боль ощущала в своей жизни из-за тайны усыновления, «потому что мне никто не рассказал, почему это случилось именно со мной».
Ребенок должен знать правду! Чтобы не быть потом шока, когда тайное станет явным. Ребенку же, по большому счету, все равно: родился он «как все» или его усыновили, нашли в капусте, принес аист... Главное, чтобы его — любили! Каждый имеет право знать свои корни: жить в этом знании легче, легче принимать решения.
Думаю, что какая-то неорганизованность в сфере усыновления возможна в тех странах, которые не ратифицировали Гаагскую конвенцию (Беларусь это сделала в 2003 году. — Н. Д.). Все российские дети, над которыми издевались в американских приемных семьях, оказались вне России в результате независимого, или, как я его называю, партизанского усыновления. То есть иностранцы захотели усыновить — приехали, платили или не платили — это отдельный вопрос (каждый рассказывает, что платил), купили, увезли, покалечили и убили. Кто оценил возможности этих семей быть усыновителями? Кто несет ответственность за то, как они воспитывают усыновленного ребенка? Кто гарантировал, что государственные социальные службы будут интересоваться положением ребенка в новой семье? Никто! Ни один государственный орган страны, принимающей ребенка! Это просто нонсенс! Так вот, если бы усыновление происходило по статьям Гаагской конвенции, — исключительно через соглашения между компетентными органами государств — издевательств над детьми и тем более убийств не было бы.
Об одиноких мужчинах, мышцах и сложных вещах
В группе, где мы осуществляем психолого-педагогическую подготовку к усыновлению, занимается одновременно 15-18 человек. И мы радуемся, когда кто-то из группы встал и сказал: «Я поняла, это не мой путь, я села не в свои сани». Мы очень рады, что такая мысль возникла до того, как ребенок попал в семью.
Иногда ребенок рассматривается усыновителями не как цель, а как средство для сохранения семьи. Вот усыновим — и будет нам счастье... Это все не более чем иллюзии. Нам удается доказать людям, что не дано ребенку удержать семью от распада... По крайней мере, я ни одной такой семьи не видела — ни биологической, ни усыновительной.
Прибегают иногда и одинокие мужчины. Хочу сказать, что они успешно справляются с воспитанием. Воспитывают по несколько детей, на одном, как правило, не останавливаются, в отличие от одиноких женщин, которые растворяются в одном ребенке. Я же по натуре педагог еще той закваски, мое профессиональное становление пришлось на советские годы. Поэтому я сильному полу не доверяю и не рассматриваю мужчину как полноценного воспитателя. У мужчины, на мой взгляд, другие задачи в жизни. Но те случаи семей «мужчина — усыновленный ребенок», которые мы смоделировали, выбивают из-под меня всю эту твердокаменную почву.
Дети со временем становятся похожими на своих приемных родителей. Французский философ Ломброзо доказал, что схожесть в чертах лица возникает из-за того, что дети обучаются напрягать мышцы под тем же углом, что мама. То же самое с супругами. Если вы видите, что люди одинаково напрягают мышцы, показывая эмоции, это свидетельствует о том, что они переняли систему ценностей друг друга, а значит — приняли, полюбили друг друга.
Глубоко убеждена, что в воспитании ребенка должны участвовать все семьи, которые ему по-настоящему дороги: семья, которая родила, приемная и семья усыновителей. Чем больше людей любят ребенка, тем ему лучше. Это очень сложные вещи. Вряд ли тот, кто будет читать, согласится и разделит эти мысли с первого раза. Я к этому шла 23 года.
Об эмоциях, последних соках и «жареных» статьях
Я человек очень эмоциональный. Некоторые говорят, что для руководителя это плохо. Но без эмоций и чувства юмора в нашей работе нельзя. Быть неэмоциональным человеком и работать с особыми судьбами людей невозможно. Я не стесняюсь проявлять свои эмоции, поэтому люди с легкостью понимают, какую мысль я хочу донести до них.
Постоянно работаю над тем, чтобы все-таки отделить работу от личной жизни. В противном случае это приведет к выгоранию. Стараюсь переключаться с проблем клиентов. Хорошо, что у меня прекрасные коллеги, которые позволяют это делать с легкостью.
Отдыхаю, как и все. Просто переключаясь. В последнее время, это музыка и книги. На первом месте, безусловно, сын и его проблемы. Осенью всегда дача, грибы, яблоки и выжимание из них последних соков. Поэтому абсолютно нормальная у меня жизнь. Иногда люди не верят, говорят: «Ага, в центре усыновления сидит и рассказывает, что она на огороде работает». Но вы же видели, какие у меня руки (смеется). Иногда люди думают о нас не то, что мы есть на самом деле. Меня это не огорчает. Я к этому отношусь спокойно.
Меня не очень любят СМИ. Потому что я говорю то, что думаю о них. Меня возмущают непродуманные репортажи. Открываешь газету, а там рядом с фотографией мальчика рассказ о том, как мама кормила его вместе с собаками. Чуть не биографические данные ребенка приводятся. Разумеется, это выбивает слезу у половины Чижовки и Лошицы. Как правило, на такие «жареные» статьи у мамы, хоть она не лишена родительских прав, или иного законного представителя ребенка никто разрешения не спрашивает. Это явное унижение и пренебрежение этими людьми, в первую очередь — ребенком! Теперь, с появлением интернета, газеты имеют неограниченный срок жизни. А через 10 лет этому Петьке, например, в разведке служить. Ему не нужна эта беллетристика. Я считаю, что это нанесение агрессивного удара по будущему ребенка, это неаккуратное вмешательство в историю его жизни. Не делайте детей средством для СМИ. Ребенок — всегда цель, он средством, а тем более массовой информации, быть не может по определению.
Надежда Дрило, 12 октября 2012 года.
Источник: газета «Звязда», в переводе: http://zvyazda.minsk.by/ru/archive/article.php?id=104286&idate=2012-10-12